Полевые испытания в вашей стране имели своей целью попытку «верно определить природные качества и
дрессировку собак» в поле. Впервые в 1887 г. их устроило Петербургское ОЛПС, а с 1890 г., по почину
МОО, полевые испытания подружейных легавых распространились в крупных городах: Москве, Киеве,
Ростове-на-Дону и др.
Инициативу в это дело внесли немногие материально обеспеченные лица, руководившие тогда собаководством
(Янсон, Мошнин и др.), заимствовав ее, в свою очередь, за границей во время посещения фильдтрайльсовых
весенних состязаний. Из доклада совета ОЛПС («Ежегодник ОЛПС», 1913 г.) можно усмотреть, что полевые
испытания подружейных легавых практиковались по трем разным системам: 1) балловой за каждое качество
собаки в отдельности с последующим: суммированием; 2) состязательной парами с постоянным выбиванием
более слабых конкурентов, пока не останутся определившиеся конкуренты на призы для решающих работ, и 3)
с предоставлением судьям права установить систему испытаний по усмотрению, так называемые «смешанные»
испытания с частичной балловой расцепкой. Третья система, в сущности, не являлась ею, а представляла
собою первые две, поскольку судейский простор дальше рецепции одной из двух первых систем не заходил
(«котлетная» система, по выражению К. Р. Мошнина). Балловая система возникла, окрепла и до наших дней
дожила, благодаря Москве; состязательная парная система—детище Петербурга, и год ее кончины — 1916.
Состязательная система испытаний собак в паре не удержалась по многим причинам, из которых достаточно
упомянуть случайность спаривания по жребию разноногих и неодинаково одаренных собак, трудность расценки
партнера об’ективным методом в основной работе и способы определения чутья «на-глазок» по внутреннему
убеждению каждого из судей. Парные состязания являлись дорогостоящим и совершенно недоступным спортом
для подавляющего количества собаководов, привилегией людей богатых, праздных и азартных. Для дела
собаководства парные состязания не только не принесли пользы «выяснению природных полевых качеств
собак» и «степени пригодности их как производителей», но и отрицательно повлияли на правильность
приемов дрессировки собак. Вот что по этому поводу говорит К. Денисов: «Требования, пред’являемые
к собакам, приготовленным к полевым состязаниям и охоте вообще, очень разнятся, а некоторые даже
совершенно исключают друг друга, а поэтому для ограниченных в средствах охотников нет возможностей
иметь специально спортивных собак для охоты. Много труда и времени, не говоря о средствах, нужно
затратить, чтобы получить собаку для современных полевых состязаний...»
Наиболее рельефной становится отрицательная сторона парных состязаний на примере А. А. Рази
(«Очерки кинологии», стр. 41): «Две собаки на равном расстояний прихватили и подали двух бекасов.
Безжизненная состязательная формалистика обязывает судей расценивать чутье собак одинаково, но
один из улетевших бекасов — перемещенный, недавно и незаметно севший, а другой обсиделся на ночных
жирах и был окружен целой сетью своих набродов...» Перемещенного труднее работать (это знают вcе),
но который же из улетевших было перемещенным?
Слепое перетаскивание системы с фильд-трайльсовой арены гнилого Запада на русскую девственную почву
еще до революции оказалось, таким образом, несостоятельным, и московская балловая система в 1916 г.
аннулировала парные состязания в чопорном чиновничьем Петербурге.
Система балловой расценки, разработанная Московским обществом охоты в 1890 т., иллюстрируется следующий
таблицей:
Чутье |
Быстрота и манера поиска |
Стиль и красота |
Стойка |
Потяжка и поводка |
Дресси- ровка |
Общий балл |
25 |
20 |
15 |
5 |
4/11 |
20 |
100 |
По этой таблице и по правилам МОО расценены все собаки, вошедшие в историю собаководства наших дней
от Бека Зеленова, Весты Живаго, Микадо Вострякова и до Камбиза, провалились, и не расценены сотни собак
не менее талантливые, но более несчастливых.
Таблица эта переработана. По ней составлена действующая. таблица, принятая и утвержденная в 1925 г.
первым и едиственным с'ездом кинологов по докладу ее автора, по ней в наши дни расцениваются собаки
не только на испытаниях, но и на испытательных станциях. Участники с'езда помнят, конечно, как
ревностно, красноречиво и упорно защищал ее автор, как эффектно он ее отстоял уже не в зале клуба НКЗ,
а в тесной и душной комнате бухгалтерии Всекохотсоюза на Ветошном, на пятый день работы съезда и поздно
вечером!?
Таблица эта принята без поправок почти единогласно (4 против, 4 воздержались— смотри § 4 правил):
Чутье |
Быстрота и манера поиска |
Стойка
|
|
|
Послушание
(ум и харак-
тер)
|
Общий балл |
25 |
20 |
5 |
15 |
15 |
20 |
100 |
Баловая система расценки работы легавой собаки, таким образом, не только пережила создателей своих,
но незыблемо в наши дни продолжает быть тем кодексом, коснуться которого критически невозможно: автор
стоит настороже, и горе, тому, кто посягнет на его детище!
Обстоятельно, исчерпывающе полно и, я бы сказал, талантливо, система балловая воспета в книге
«Полевые испытания и судейство на них», но не менее обстоятельно, полно и блестко раскритикована
эта система в книге А.А. Рази «Очерки кинологии (к реформе полевых испытаний)», 1929 г.
Балловая система, однако, применяется и на испытаниях и на станциях, так что особенно остро критиковать
ее, пожалуй, не приходится: замены ей нет, и попрежнему (если не навек) судья на испытаниях меланхолично
грызет свой карандаш и мысленно балансирует между 16—22 баллами за чутье при 25 «возможных»!
Эта система выявила в Москве и в других городах Союза лучших по работе собак. Эта же система была, может
быть, роковой для Микадо, воспетого уже после того, как он угас, для Камбиза с его спорными 24 баллами
за чутье, но без чемпионата, и для многих других. Может быть эта система несовершенна для испытаний-состязаний в западноевропейских странах и в Америке, поскольку она там не была принята и никогда не
практиковалась, но для СССР она пока незыблема и на смену ей нет другой равноценной. Что же дали и дают
нам полевые испытания по этой системе?
Ю.Э. Янсон в докладе своем («Ежегодник ОЛПС», 1913 г.) указывает, что полевые испытания определяют
природные качества собак, опытность и качества натасчиков, предоставляя возможность выразить более
полную картину достоинств и недостатков каждой из бывших на состязании собак. Благодаря этому
состязания — не только розыгрыш приза, но и дают возможность судить о качествах собак, не получивших
никакого приза, но продаваемых для охоты. Эту формулировку считают «робкой». Добавим к ней положения:
1) выявление полевых производителей и 2) оценка качеств дрессировщиков, и мы будем иметь формулу
испытаний.
Но, к сожалению, испытания были и остаются по существу состязаниями, спортом, дорогим и недоступным для
многих удовольствием, и случай на этих состязаниях играет подчас решающую роль. Полевые испытания на
своем историческом пути имели защитников и поклонников, но еще больше имели и имеют критиков и врагов.
Отрицательнее стороны их подмечены в литературе и очевидны для многих, имевших так или иначе дело с
расценочной таблицей 1925 г. Можно с очевидностью установить, что на полевых испытаниях чутье собак
определяется не только неточно, но и произвольно, так как продолжительность испытаний один-два
осенних дня, что дает возможность работе каждой собаки уделять минимум времени, давая ей одну-две,
редко три-четыре птицы. Обыкновенно и в огромном большинстве случаев каждая участвующая собака имеет
две птицы: одну свежую и одну перемещенную. Чутье собаки оценивается двумя работами. Это особенно
хорошо подчеркнуто даже сторонниками полевых состязаний, напр., в описании причин провала Микадо на
испытаниях. Их четыре:
а) случайная сидка бекаса в воде;
б) сильный запах ржавчины на болоте;
в) ошибки и промах ведущего Д. И. Старостина и
г) свободное время, позволившее судьям дать Микадо лишнюю птицу, оказавшуюся роковой.
Если бы этот четвертый и сакраментальный бекас не был дан, то «Микадо, весьма вероятно, получил бы
полный балл во всех графах таблицы, даже и по чутью». Но Микадо попал на то место болота, «где ни
одна собака по особому запаху ржавчины не могла сработать ни одной птицы». После провала Микадо на
чемпионате и в тот же день можно было «кричать от восторга при виде работы Микадо по восьми дупелям
и бекасам среди громадных, аршинных кочек, заросших высокой и густой травой...» Если бы, — добавим
от себя, — после четвертого рокового бекаса Микадо получил еще те 8 птиц на втором болоте, разве не
был бы он полевым чемпионом испытаний? И разве этот слепой случай с Микадо ярче слов не говорит за
то, что кратковременность испытаний и шаткие данные для постановки балла за чутье по этому четвертому
бекасу сделали свое неверное дело?
В другой статье своей тот же автор (см. «Собаководство и дрессировка», №№ 3 и 4 за 1926 г.) пишет,
что 24балла за чутье, полученные Камбизом на испытаниях, «печальное недоразумение, в котором повинны
судьи, не сумевшие разобраться в том, что они видели, и сделать правильные выводы».
Из приведенных двух примеров можно заключить, что острое, дальнее, верхнее чутье, без утыкания носа и
землю и ковыряния на набродах, на полевых испытаниях или состязаниях определяется не всегда точно и
почти всегда с ошибкой в сторону завышения или снижения в зависимости от случая!
Кратковременность работ собак на испытаниях создает, часто неправильное суждение о быстроте хода собаки
и нестомчивости его. Собака, до которой дошла очередь, может или ввести судей в заблуждение своим ходом
или не показать его вовсе. В первом случае собака быстрая, но скоро утомляющаяся и сбавляющая ход,
получит незаслуженный балл, а собака опытная, постепенно и в зависимости от места и грунта убавляющая
или прибавляющая ход, будет недооценена. Вот почему американцы в своей системе весенних фильд-трайльсов, оценивая чутье 40 баллами из 100, установили обязательный гит в полтора часа для каждой
пары участников. По шестой графе таблицы на испытаниях при кратковременности работы возможны случаи
так называемого «выхода из рук» при пуске в поиск, случай излишней страстности в подаче птицы, легко
об’ясняемые нервностью собаки, которую целый день таскали на сворке по болоту в ожидании очереди,
заставляя смотреть на работу предыдущих конкурентов. Такой случай снижает балл за дрессировку, кладет
пятно на самого добросовестного егеря-натасчика только потому, что он имеет дело с страстным животным,
а не с часовым механизмом.
Поэтому и резюмируя отрицательные стороны полевых испытаний, нельзя не согласиться с мнением К. В.
Мошнина о них. Мошнин пишет: «Отдавая все должное значение полевым испытаниям, как в Западной Европе,
таr и у нас, я глубоко уверен, что состязания, быстро развивая те способности животных, которые прежде
всего бросаются в глаза в работе собаки, — никогда не будут полным показателем всех достоинств собаки
для нашей отечественной охоты. Есть даже важные охотничьи качества, которые постепенно должны
заглушаться требованиями состязательной системы».
Идея по внесению необходимых и продиктованных жизнью и отзвуками в охотничьей прессе коррективов в
существующие методы и способы расценки собак на испытаниях назревала давно. До Октябрьской революции
полевые испытания вообще служили темой для статей Лесняка, М.Д. Менделеевой, Бугона, Ивашенцева,
Мошнина, Карцева, пишущего эти строки и многих еще. Но статьи эти, разбросанные по периодическим
охотничьим, довольно в то время многочисленным, журналам, оставались только слабыми попытками бороться
со «случайностями поля», с ошибками собак и натасчиков и с «заблуждениями судей».
Эта идея претворилась в жизнь только после первого кинологического съезда 1925 г. На этом съезде А. А.
Рази, делегатом Ростова-на-Дону, впервые и публично брошен упрек в ненаучной постановке дела полевых
испытаний, в схоластичности и отсталости методов судейства, в неубедительности результатов проделанной
с 1890 г. работы.
Не будем касаться моментов жаркого спора вокруг испытаний: их все помнят. Но спор этот сдвинул дало с
мертвой точки и наряду с полевыми испытаниями сначала в Москве с 1931 г., а затем и в Ленинграде с
1934 г. возникли и функционируют испытательные станции. Нужно отметить, что наиболее острые критики
системы полевых испытаний-состязаний (Л.Д. Менделеева и А.А. Рази) дальше расшатывания устоев, на
которых состязательная система держится, не пошли. Экспериментальные методы, рационализация процессов
работы собаки и ведущего, научная постановка методов определения эффективности стадий работы собаки
от пуска ее в поиск и до взлета птицы и выстрела по ней (комплекс), т. е. «создание материального
полевого права в виде четких и ясных норм; проведение водораздела между признаками эстетическими,
приобретенными и наследственными» (А. А. Рази «Очерки кинологии», стр. 96) без измерительных приборов,
без механизирования способов определения силы и интенсивности обонятельного аппарата собаки, без
прибора, указывающего силу эманации птицы, силу посторонних, т. е. анестезирующих, запахов среды и
силу обоняния собаки, при двух прочих «равнодействующих», — невозможны.
Проба легавой собаки на степень ее пригодности для охоты и воспроизведения таких же пригодных для
охоты потомков, проба тщательная, долгая, всесторонняя, с учетом температуры окружающей среды утром,
днем и вечером, характера и особенностей рельефа местности, погоды, степени влажности или сухости
травяного покрова и обстановки для работы, не явится «только спортом и борьбой на призы по условным
правилам», как говорит Рази (стр. 23), но будет, говоря словами того же автора, «достижением на
основе научно-исследовательского метода». Каждое испытание на основе рабочих качеств легавой собаки
должно дать судьям возможность ближе познакомиться с каждой достойной собакой, а не с явно бездарной,
а не выносить своего приговора часто лишь по одной, иногда даже перемещенной птице». (Бугон).
М.Д. Менделеева, констатируя идейный антагонизм, существующий между кинологами и охотниками,
указывает: «...Следовало бы вспомнить, что кинология должна служить охоте. Путь один: интересы
охотника и кинолога должны слиться; значит, надо дать охотникам собаку наиболее пригодную для
целей охоты, послушную, с хорошим поиском, который она могла бы менять по мере надобности,
чутьистую и обладающую разносторонним охотничьим умом, не узко специальным». Этот же автор
сомневаются не без причины в «достоверности и надежности цифр при наших слишком поневоле, из-за
отсутствия дичи, слабых проверках собак по одной-двум птицам? Решительно всякий причастный к
полевому делу сейчас говорит, что полевые испытания это — игра, лотерея. Слишком много тому примеров
каждый год: лауреат диплома II ст. на другой год оказывается бесчутым, с оценкой чутья на 12 баллов.
Скажут, что это случайность, но какова же тогда ценность этих слишком случайных цифр?...»
Логически ясно поэтому высказанное Б. М. Новиковым мнение, что испытательные станции «имеют несравненно
большие возможности точно определить полевые качества собаки». В № 4 «Охотничьей газеты» за 1929 г.
указанный автор совместно с А.А. Чумаковым, в порядке обсуждения, помещают статью «Испытательная
станция», в которой констатируют, что «несмотря на очевидную пользу обычный полевых испытаний,
необходимо все же признать, что в Москве, благодаря современным условиям, они все меньше и меньше
отвечают своей первоначальной цели — тщательному выявлению наличия полевых качеств, собак. Октябрьская
революция, создав возможность для каждого пользоваться тем, что раньше было доступно лишь немногим,
дала возможность трудящимся заниматься также и охотой. Это не замедлило сказаться на огромном
увеличении количества любителей охотничьей собаки. Последние, желая участвовать с своими собаками
на испытаниях, настолько их перегружают, что прежние формы этих испытаний уже не дают возможности
проверить на них с должной тщательностью всех собак. Единственной формой испытаний, могущей
удовлетворить любому числу участников, является испытательная станция.
Испытательная станция представляет собой такую организацию, действующую в течение продолжительного
времени и в специально оборудованном пункте, куда всякий желающий может привести свою собаку для
проверки ее полевых качеств. Она сможет дать исчерпывающий ответ многочисленным любителям-охотникам,
желающим узнать о качествах своих собак, но не имеющим материальных возможностей отправить их на
дорого стоящее полевые испытания. Только станция своим компетентным заключением сможет разрешать
часто возникающие недоразумения между владельцами собак и егерями, которым собаки были отданы в
натаску. Только она может дать ответ и на многие другие спорные вопросы, поставив свою работу научно
с применением тех или других приборов-измерителей; она поможет более глубоко изучить работу собаки в
отношении ее чутья».
Испытательная станция по своему существу не является спортом и, следовательно, не может заключать в
себе того элемента соревнования, какое имеется на существующих полевых испытаниях. Но зато она имеет
несравненно большую возможность точно определить наличие тех полевых качеств, какими обладает
испытываемая собака, т.е. наиболее отвечает цели отбора производителей. Каждая испытанная на
станции собака должна получить свидетельство о результате ее испытания, т. е, о степени ее полевых
качеств. Те же собаки, которые удовлетворяют требованиям полевых испытаний, получают соответствующие
дипломы и право участия на выставках в классе полевых победителей.
Устройство станции необходимо в местах, наиболее обеспеченных дичью, чтобы давать испытываемой
собаке столько птиц сколько нужно для правильного суждения о ней. Главное внимание уделяется
природным качествам собаки, а уже затем ее послушанию и дрессировке. Пустые стойки, недостатки
в дрессировке, непослушание свистку и руке ведущего, короткая угонка за поднявшейся птицей
учитываются при расценке, но не могут служить причиной снять собаку с пробы до выявления ее
природных полевых качеств.
Впредь до изменения расценка собак на станциях производится по принятой в 1925 г. расценочной таблице.
Испытательные станции пока функционируют в Москве, и Ленинграде, являясь той новой формой испытания
полевых качеств погруженной легавой, из-за которой пролито столько чернил и исписано на протяжении
50 лет столько бумаги.